Война и международное право

В международном праве война рассматривается с точки зрения тех прав и обязанностей, которые возникают как между воюющими сторонами, так между ними и не участвующими в войне государствами (см. Нейтралитет).

Война и международное право.

Соответствующие нормы в своей совокупности составляют один из основных разделов системы международного права, а именно, так паз. прав о Войне

• Соблюдение некоторых форм и обычаев,
• касающихся объявления войны и
• заключения мира,
• известно с глубокой древности;
• эти формы свойственны до государственному, племенному быту;
• с ними мы встречаемся на протяжении всей истории античного мира;
• сюда относится, напр., правило, гарантирующее неприкосновенность парламентерам, высланным для переговоров.

Основой, на которой развивается регламентация способов ведения Войны в классовом обществе, является относительная общность интересов и взглядов господствующих классов. Так, в средние века рыцарство выработало международный кодекс боевой морали, не допускающий дикого взаимного истребления. Однако, это самоограничение действовало только между рыцарями; по отношению же к восставшим крестьянам и бюргерству господствовал принцип беспощадной расправы. Точно так же, практика подавления пролетарских восстаний, начиная с июньских дней 1848 и кончая «подвигами» белых армий в нашей гражданской войне, дает бесчисленные примеры расправы с пленными.

Наконец, право войны никогда не признавалось и не соблюдалось буржуазными государствами в колониальных войнах. Колониальные завоевания как правило сопровождались и сопровождаются грабежом и истреблением туземцев. Современное право войны сложилось как результат повсеместного развития капиталистического способа производства и упрочения буржуазных общественных отношений. Вследствие этого, на первый план выступает в нем задача гарантии буржуазной частной собственности. В то время как войны в античном мире и в феодальную эпоху велись непосредственно ради грабежа, ради захвата военной добычи, в частности—рабов, идеологи буржуазии провозгласили принцип, что войны ведутся только между государствами и что личность и собственность мирных граждан (не комбатантов) должны, по мере возможности, щадиться во время воен. действий.

Война не есть отношение между людьми, но между государствами

Этот принцип в точности соответствует экономической основе буржуазного общества — святости и не прикосновенности частной собственности. С другой стороны, он вытекает из характерного для буржуазной эпохи обособления политической организации от гражданского общества. Это не препятствовало крайней эксплуатации населения: уважение к собственности мирных граждан имеет, таким образом, обратную сторону в развитии методов финансирования Войны путем налогов, займов. выпуска бумажных денег, и т. д. Провозглашение принципов буржуазного права войны связано с двумя крупнейшими событиями в истории борьбы против пережитков феодализма: с отделением Сев.-Ам. Соедйн. Штатов и с Великой французской революцией. Руссо в «Общественном договоре» провозгласил принцип, что «война не есть отношение между людьми, но между государствами».

Французские военные законы эпохи революции карали смертью солдата, учинившего грабеж. В Америке Веньямин Франклин в своем послании по поводу прусско — американского договора 1785 выставил требование, чтобы в будущих войнах «классы крестьян, ремесленников, купцов и техников могли мирно продолжать свои занятия под охраной обеих воюющих сторон». Указанный договор предусматривал права мирного населения на возмещение убытков от поджогов и грабежей. .Во время Войны за независимость Соед. Штатов реквизиции разрешались американок, властями только при условии выдачи квитанций, дающих право на последующий иск к государству. — По мере того как буржуазия овладевала властью во всех европейских странах, идеи Французской нации приобретали характер общепризнанных основ международного права.

В создании соответствующих писаных норм весьма важную роль сыграла инструкция войскам Северных штатов, изданная во время междоусобной войны 1863. Ее постановления легли в основу так называемой Брюссельской декларации 1874 (не получившей официального признания держав) и международной конвенции о правилах сухопутной войны, принятой на конференции в Гааге в 1899. Важнейшие постановления этой конвенции, правила которой получили дальнейшее развитие на второй Гаагской мирной конференции 1907, гласили следующее:

• запрещается присвоение или уничтожение неприятельской собственности, за исключением случаев воен. необходимости (ст. 23, п. «ж»);
• запрещается предавать грабежу взятый штурмом город или местность (ст. 28);
• честь и права семейные, жизнь отдельных лиц и
• частная собственность,
• равно как и религиозные убеждения и
• отправление обрядов веры, должны быть уважаемы;
• частная собственность не подлежит конфискации (ст. 46), ит . д.

Однако, принцип неприкосновенности частной собственности не был признан для морской Войны, главным образом, в виду сопротивления Англии; Парижская декларация 1856 не пошла дальше запрещения каперства (см.) и установления льгот для нейтральной морской торговли. Развитие мировой торговли и тот факт, что воюющие стороны вынуждены считаться с интересами третьих держав, в конфликте не участвующих, послужили основанием для выработки норм международного права, касающихся нейтралитета (см.). Таким образом, захват неприятельских судов и грузов до сих пор считается легальным средством морской войны (см. Призы). Правила морской войны были развиты и уточнены в Лондонской декларации 1909, которая, однако, к моменту империалистской войны не была еще ратифицирована всеми участниками и фактически не применялась (см. Контрабанда, Блокада).

Дальнейшим развитием того положения, что война не должна затрагивать основ буржуазного общественного строя, является ряд правил, определяющих отношения между оккупантом и населением оккупированной местности. Согласно воззрениям античной и феодальной эпох, оккупант мог распоряжаться завоеванной областью по своему произволу. В противоположность этому, буржуазное международное право рассматривает оккупацию неприятелем известной части государственной территории как фактическую и временную замену законной государственной власти на данной территории государственной властью занявшего ее неприятеля. В соответствии с этим конструируется, с одной стороны, обязанность населения повиноваться приказам оккупационных властей, а с другой— обязанность оккупанта заботиться о восстановлении порядка в оккупированной местности и о правильном течении общественной жизни.

Оккупант, поскольку это допускает военная необходимость, не должен нарушать политическ. и общественного строя занятой местности, оставляя без изменения законодательство, суд и администрацию (статья 43 Гаагской конвенции). Этот принцип нарушался во время империалистской войны 1914 —18 с обеих сторон (политика германского правительства в Бельгии и царского в Восточной Галиции). Само собой очевидно, что этот принцип должен превратиться в собственную противоположность там, где война ведется между двумя враждебными классами, например, в случае капиталистической интервенции, направленной против Советской республики. Усовершенствование военной техники в эпоху промышленного капитализма и колоссальный рост численности армий имели своим результатом увеличение количества инвалидов, неспособных к производительному труду и составляющих тяжелое бремя для государства и общин.

Гаагская конвенция запрещает приказы, объявляющие, что «пощады не будет»

Эти экономические причины, независимо от распространения гуманитарных идей, толкали капиталистическое общество к улучшению дела помощи раненым и к международной его регламентации, обеспечивающей для лазаретов и для санитарного персонала защиту и уважение. Эта регламентация была установлена с Женевской конвенции 1864 (см.).— Современное право войны признает начало неприкосновенности жизни по отношению к неприятелю, положившему оружие. Гаагская конвенция запрещает приказы, объявляющие, что «пощады не будет». Тем не менее практика истребления неприятеля продолжала иметь место в особенности в колониальных войнах (приказ германским войскам во время китайской экспедиции 1900). Единственной целью плена признается ослабление военных сил неприятеля без причинения вреда жизни, здоровью и имуществу пленных. Меры принуждения по отношению к пленным могут приниматься только как меры безопасности.

Вместе с тем государству предоставляется право привлекать пленных к работам за плату «по расчету, существующему для солдат, чинов местной армии», т. е. использовать их как дешевую рабочую силу, давая капиталистам и землевладельцам возможность бороться во время войны с повышением заработной платы, вызываемым недостатком рабочих рук. Прогресс военной техники, изобретение все новых, все более смертоносных и все более дорого стоящих орудий и средств истребления, бешеная конкуренция держав в области вооружений, рост недовольства трудящихся и угроза социалистической революции вынуждают капиталистические государства к попыткам путем соглашений так или иначе ограничить или вовсе запретить применение тех или иных средств войны и ввести конкуренцию вооружений в известные рамки (см. Разоружение, Ограничение вооружений, Вашингтонская конференция, Женевская конференция).

Истинное отношение капиталистических правительств к полному или частичному разоружению ярче всего выявилось в безрезультатной деятельности целого ряда комиссий Лиги Наций и в особенности—на Женевской конференции 1928, отклонившей соответствующие предложения советской делегации. Ограничения размеров линейного флота, принятые на Вашингтонской конференции, никоим образом не свидетельствуют о стремлении соответствующих государств (Соед. Штатов Северной Америки, Англии, Японии, Франции и Италии) отказаться от военных методов борьбы, но лишь фиксируют дипломатическим путем сложившееся после империалистской войны 1914 — 18 соотношение сил и, в частности, вынужденный отказ Англии от ее ранее безраздельного господства на морях.

Провал Женевской конференции по морским вооружениям 1927 подчеркнул, что конкуренция морских вооружений между великими державами продолжается по-прежнему, несмотря на Вашингтонское соглашение. При таком положении вещей не приходится, разумеется, доказывать, что постановления о третейском разбирательстве (см.), включенные в статут Лиги Наций, не представляют никакой серьезной юридической гарантии против войны и являются сплошным лицемерием. Такой же показной характер носит так наз. пакт Келлога (1928), запрещающий Войну как средство национальной политики. В заключение нужно упомянуть соглашения о так наз. недозволенных средствах войны. Первой, хронологически, попыткой является Петербургская декларация 1868, запрещавшая употребление разрывных пуль (разрывных снарядов менее 400 г весом).

Несмотря на это запрещение, подтвержденное Гаагской конференцией 1899, пули дум-дум широко применялись обеими воюющими сторонами во время войны 1914 —18. Ограничения применения средств Войны имели успех лишь постольку, поскольку речь шла о таких средствах истребления, которые при данном состоянии техники вообще не играют роли (вроде, например, отравленного оружия, которое запрещает ст. 22 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны), либо еще недостаточно разработаны, чтобы быть эффективными; типичный пример представляет собой принятое на первой Гаагской конференции запрещение бросать бомбы с летательных аппаратов, ограниченное пятилетним сроком, —в то время авиация находилась еще в зародышевом состоянии. Уже повторное запрещение тоже на пять лет, принятое на 2-й Гаагской конференции 1907, не было ратифицировано целым рядом держав, а впоследствии не поднималось и речи о подобном запрещении.

Ст. 22 Гаагской конвенции, кроме вышеупомянутого запрещения отравленного оружия, воспрещает в общей форме применение оружия, снарядов или веществ, «способных причинять излишние страдания» (постановление весьма неопределенное, ибо трудно решить, какие страдания, причиняемые Войной, являются «излишними»). Нужно отметить, что, согласно комментариям буржуазных международников, эти постановления вовсе не означают запрещения изобретать и применять новые орудия и средства истребления. «То обстоятельство, что международное право в данный момент не установило нормы для тех или иных военно-технических новинок, не есть основание для того, чтобы их отвергать. Беспомощность юристов—не повод считать то или иное средство неподходящим» (Лист, 12-е немецкое издание «Международного права» в обработке Флейшмана). Нередко предложения об установлении того или иного ограничения скрывают стремление данной империалистической державы упрочить свое воен. превосходство.

Так, например, Англия, имея первый по величине военный флот, на 2-й Гаагской конференции 1907 предложила запретить установку подводных мин в открытом море, а также применение на войне авиации. Эти предложения были совершенно открыто рассчитаны на то, чтобы закрепить еще прочнее гегемонию англ. флота. Такой же характер носят стремления некоторых держав запретить или ограничить подводную войну (см.). Соответствующая конвенция, запрещающая применять подводные лодки для истребления торговых судов, принятая на Вашингтонской конференции 1921, главным образом, по настоянию Англии, до сих пор не ратифицирована ни Францией, ни Японией. Ограничения для химической войны были установлены на Гаагской конференции 1907 в декларации, запрещавшей «употребление снарядов, единственной целью которых является распространение удушливых или смертоносных газов».

Войны неизбежно приобретают характер борьбы за мировое господство и за передел всего земного шара

В то время еще не предвидели возможности пуска газа из баллонов. Во время Войны1914—18 обе стороны широко применяли методы газовой Войны — и путем обстрела химическими снарядами и путем пуска газа из баллонов. Усиленное развитие производства смертоносных газов во всех империалистических странах заставляет опасаться, что запреты газовой войны, установленные Вашингтонской конференцией (6 февраля 1922) и Международной конференцией, созванной Лигой Наций, останутся только на бумаге. Право Войны, сложившееся в основных чертах в течение 19 в. и отразившее в себе интересы промышленного капитализма в его фритредерской стадии развития, потерпело серьезное крушение в эпоху империализма. К этому привело, во-первых, развитие военной техники (дальнобойные орудия, воздушные атаки), при к-ром делается совершенно иллюзорным различие менаду комбаттаптами и мирным населением.

По мнению военных авторитетов, всякая будущая война перенесется на глубокие тылы, при чем главной мишенью атак будут именно промышленные центры и железнодорожные узлы. Еще большее значение имеет тот факт, что в эпоху империализма всякая война ведется между державами или коалициями держав, располагающими экономическими и военными средствами небывалой мощности, и неизбежно приобретает характер борьбы за мировое господство и за передел всего земного шара. Достижение военной цели при таких условиях равносильно полному подрыву всех жизненных возможностей противника (Война на истощение). К этой цели ведут и голодная блокада, и неограниченная подводная и воздушная война, и прекращение нейтральной торговли, и вторжение в права частной собственности (секвестр и ликвидация неприятельского частного имущества).

Принимая это во внимание, не приходится останавливаться на более мелких нарушениях международного права, имевших место в войне 1914—18, как-то:

• бомбардировка незащищенных городов,
• захват в плен санитарного персонала,
• обстрел Красного креста,
• потопление госпитальных судов,
• бесчеловечное обращение с военнопленными,
• организация — из военнопленных—частей, сражающихся против своего государства, разрушение оккупированных областей,
• увод жителей этих областей на принудительные работы, и
• т. д.

Т. о., в эпоху империализма войны неизбежно принимают более ожесточенный и более варварский характер даже в том случае, когда они ведутся между капиталистическими государствами. Само собой понятно, что в колониальных войнах и в гражданских войнах против революционного пролетариата империалистические государства еще менее склонны считаться с какими бы то ни было ограничениями.